Мне посчастливилось работать с двумя лучшими в мире женщинами: Марией Фальской и Стефой Вильчинской. Но об этом потом...
Однажды
меня пригласили на торжественный вечер, посвященный памяти Марии Конопицкой, в
приют для детей на Францишканской улице. Он был в ужасном, запущенном состоянии
и меня это огорчило, нет, скорее возмутило.
Мне предложили взять опеку над этим приютом. И я решил, что необходимо новое
здание. Осенью 1911 года оно было уже почти готово. Я стал директором. Жил там же, чтобы быть вместе с детьми. С той поры
моя жизнь была неразрывно связана с
Домом сирот.
Поскольку я предпочел уделять много внимания
самовоспитанию детей, взялся я организовать суд в нашем Доме. Чаще всего он выносил
только два решения: простить или оправдать.
В области религии для меня никогда не
существовало каких-либо рамок. Я могу сказать, что у меня есть вера. Но насчет
религии затрудняюсь ответить. А вот мои воспитанники имели право на общение с Богом. Еврейские дети должны были посещать синагогу, поэтому я взял за правило в Субботу утром водить их в Большую синагогу Варшавы. Там для нас оставляли лучшие места.
Чтобы дать детям возможность следовать еврейскому образу жизни, у воспитателей много обязанностей: разделять детей на группы для изучения иврита и идиша; проводить беседы с разными преподавателями; организовывать праздники и молитвы; распределять детей по ближайшим синагогам; отмечать дни памяти усопших родственников, сопровождать детей на еврейское кладбище; следить за состоянием тфиллинов; следить за тем, чтобы у мальчиков во время молитвы была покрыта голова; готовить тех, кому исполняется тринадцать лет, к Бар-мицве; проводить беседы о еврействе и на иврите; приглашать раввина; следить за сообщениями из Эрец-Исраэль.
Я всегда считал, что у детей должна быть возможность молиться, именно из-за этого моего убеждения мне в свое время пришлось покинуть приют для христианских детей "Наш дом", которым я руководил вместе с Марией Фальской. Она не разделяла моего мнения и не хотела построить для детей часовню.
Отдыхать мы ездили в деревню...
В летние лагеря для детей я начал ездить еще с 1909 года. Я работал бесплатно для того, чтобы дети из беднейших семей могли провести лето за городом.
И тут в один момент мне стало ясно сколько же всего я еще не знаю о образе жизни моих подопечных! Условия их жизни искривляли их тела ночью и их души днем. Видимо с тех пор во мне и поселилось желание стать педагогом.
Еще у нас есть специальные почтовые
ящики для переписки детей и воспитателей. Очень важно, чтобы ребенок мог сам
себя критиковать. Оступиться – не страшно, страшно не уметь осознавать свой
проступок и не делать из этого какие-либо выводы.
Одной из важнейших ступеней нашего самоуправления является газета "Малое обозрение".
Наша система самоуправления выглядит так:
Когда в Дом сирот приходит новичок, его опекает кто-то из ребят. У опекуна много задач, одна из которых помочь новенькому влиться в коллектив. Через месяц первый плебисцит, а через год - второй. Воспитанники сами решают, сможет ли новенький остаться с ними или нет.
Здесь, в Доме Сирот, дети не только занимаются самоуправлением, но и работают. У нас нет только интеллектуальной, или только физической работы. Я борюсь, чтобы в Доме сирот не было работы тонкой и грубой, умной и глупой, чистой и грязной - работы для барышень и работы для дворни. Все делают все.
За каждую выполненную работу воспитанники получают открытку.
В разделе "Открытки" этого блога можно увидеть за какую помощь воспитанники получают какую открытку. Эти открытки из коллекции моего питомца Леона Глузмана, который жил в нашем приюте с 1923 по 1930 год. В данный момент он проживает в США. Именно ему я послал сейчас открытку с просьбой о помощи Дому Сирот.
Особенно дорогой является открытка с незабудками - в память об окончании Дома сирот. В четырнадцать лет ребята покидают наш приют и идут во взрослую жизнь. Что я им говорю?
Особенно дорогой является открытка с незабудками - в память об окончании Дома сирот. В четырнадцать лет ребята покидают наш приют и идут во взрослую жизнь. Что я им говорю?
"Мы ничего вам не даем. Мы не даем вам Бога, ибо вы сами, собственным трудом должны найти его в своей душе. Мы не даем вам родины, потому что вы должны найти ее трудом собственного сердца и мысли. Мы не даем вам любви, им нет любви без прощения, а прощение - это труд, огромный труд, который каждый должен предпринять сам. Мы даем вам только одно - тоску по лучшей жизни, которой нет, но которая когда-нибудь будет, тоску по истине и справедливости. Быть может, эта тоска приведет вас к Богу, поможет обрести Родину и Любовь."
Иногда я получаю от них весточку. Эти письма я храню как самую большую ценность.
В Доме Сирот все дети талантливы: они поют, играют на музыкальных инструментах и даже ставят театральные постановки...
О чем они поют, спросите вы? Они поют песню "Жизни". Поют на языке, который должны знать все мы - евреи, и который я, увы, не знаю, как и не знаю иврита. Они поют на идиш:
Назло всем врагам давайте свободно и весело будем петь с уважением нашу песню жизни!
Пусть будет солнечный свет, пусть будет всегда веселье у евреев.
Назло всем врагам - еврейский народ жив!
Неправда ли, очень актуальная песня, особенно сейчас...
Каждый наш концерт, каждый спектакль сопровождается живой музыкой. Играют наши воспитанники, а я им помогаю.
Я с оркестром Дома сирот, 1930 год
|
Вспоминаю концерт на Песах 1941 года. И артисты, и юные зрители были просто голодны. Но волнение и горящие глаза сотни детей, направленные на сцену, я не смогу забыть никогда. Невозможно объяснить, чем для меня и для детей был этот концерт в это трудное время...